Палаевка. Храм во имя Казанской иконы Божией Матери

О Знаменской обители в селе Яковщина или Что с нами происходит?

Смешанные чувства испытываешь, когда знакомишься с историями, подобной той, что представлена замечательным историком С.Бахмустовым о Знаменской обители.

Во-первых, приходит удивление. Откуда столько жестокости? Откуда эта темная ярость?

Во-вторых, удивление усиливается наличием полного забвения всех и вся: убиенных бессмысленно и жестоко, бывших насельниц обители, зданий и храмов. Более того, удивление переходит в чувство близкое к отчаянию, когда обнаруживается, что от всего комплекса построек Знаменской обители до нашего времени не дошло ни единого здания, кроме руин Знаменской церкви. А эти руины… увековечивают память зверски убитой семьи, включая маленьких девочек, старую женщину. Знаменскую церковь в память погибших в укор злодеям соорудили над могилой в 1792 году. Только ли в укор злодеям? А нам? И, чтобы этот укор не достигал своей цели, необходимо или разрушить храм до конца, для чего даже в наше тепло-хладное время не найдется человека, или восстановить храм. По крайней мере, привести его в такое состояние, которое не было бы нам укором.

Итак, ниже представлен фрагмент книги С.Бахмустова, Монастыри Мордовии, Мордовское книжное издательство, Саранск, 2000г.

Яковщина

Многие уезды как пензенской, так и соседних губерний к началу XIX века уже оправились от последствий секуляризации Екатериниского времени, а Инсарский уезд еще долго дремал: монашество не жаловало его своим вниманием, а сами инсарцы целиком погрузились в приходскую жизнь. Зато во второй половине позапрошлого века долгое накопление сил вылилось в бурный ренессанс женского монашества, но не в самом городе, а в восточной части уезда, в краю Рузаевском. В одно и то же время в 1860-е годы в двух селах Пайгарме и Ключищах зародились женские общины, одной из которых суждено было стать крупнейшим в нашем крае монастырем, а второй – трагически погибнуть в огне революции. Пайгармский монастырь ныне возродился, а Знаменскому, стертому с лица земли, суждено остаться в неблагодарной памяти людей.

Село Ключищи на речке Гремячке (сегодня это село Яковщина, а по храму – Знаменское) [точнее сказать, это село больше известно ныне как Урлидим] возникло в XVII веке на землях, дарованных атемарскому роду служилых дворян Яковлевых. В «Атемарской десятне» 1669-1670 годов записано, что Кирилл Артемьевич Яковлев получил за службу 250 четей в Саранском уезде. Яковщина, сиречь Ключищи, оказалась в глухомани. Этот уголок Инсарского уезда обошли торные дороги, не шумели здесь многолюдные ярмарки, не отличались зажиточностью здешние крестьяне, а помещики старались особо не докучать дворянскому миру своей деятельностью на благо общества. Обычное захолустье.

Страшный день

В 1774 году пугачевцы совершили в Ключищах большое злодеяние – уничтожили всю семью помещиков, в том числе вздернули маленьких девочек. А.С.Пушкин в «Истории Пугачевского бунта» перечислил всех дворян Кожиных, нашедших в тот страшный день свою смерть. В Ключищах погибли:

глава семьи коллежский асессор Иван Иванович Кожин,

его жена Татьяна Сергеевна,

их дочери Аграфена,

Авдотья,

Варвара

и мать помещика Авдотья Николаевна.

Казни подверглись также несколько родственников владельцев села, по несчастью гостивших в Ключищах и не успевших вовремя сбежать.

___________

27 июля Пугачев вошел в Саранск. Он был встречен не только черным народом, но духовенством и купечеством... Триста человек дворян, всякого пола и возраста, были им тут повешены; крестьяне и дворовые люди стекались к нему толпами. Он выступил из города 30-го. На другой день Меллин вошел в Саранск, взял под караул прапорщика Шахмаметева, посаженного в воеводы от самозванца также и других важных изменников духовного и дворянского звания а черных людей велел высечь плетьми под виселицею…

Между тем Пугачев приближился к Пензе. Воевода Всеволожский несколько времени держал чернь в повиновении, и дал время дворянам спастись. Пугачев явился перед городом. Жители вышли к нему навстречу с иконами и хлебом, и пали пред ним на колени. Пугачев въехал в Пензу. Всеволожский, оставленный городским войском, заперся в своем доме с двенадцатью дворянами, и решился защищаться. Дом был зажжен; храбрый Всеволожский погиб со своими товарищами; казенные и дворянские дома были ограблены. Пугачев посадил в воеводы господского мужика, и пошел к Саратову…

В Инсарском уезде были убиты: Поручика Василия Губарева крестьянин Тимофей Гаврилов, Секунд-маиор Василий Ягодинской, Жена его Татьяна Иванова, Недоросль князь Онисим Чюрмантеев, Жена его Авдотья Данилова, Артиллерии маиор Николай Нечаев. Инсарской инвалидной команды секунд-маиоры: Гаврила Помелов, Кирила Муратов, Поручик Петр Долгов, Частный смотритель, капитан князь Максим Чюрмантеев; Помещицы Елисаветы Шепелевой приказчик Андрей Карпов, Коллежской асессор Иван Кожин, Жена его Татьяна Сергеева, Дочери их, девицы: Аграфена, Авдотья, Варвара, Мать его Кожина, Авдотья Николаева; Премьер-маиор Семен Мерзлятьев, Жена его Анна Петрова; Управитель, прапорщик Перфилий Унковской, Подполковника Дмитрия Чуфаровского приказчик Яков Никифоров, Жена его Афимья Матвеева, Поручика Андрея Мневского жена Катерина Михайлова, Отставной солдат Павел Енолеев, Поручик Ермолаев, Дворянин Веденяпин, Помещица Мещеринова [А.С.Пушкин, История Пугачева; http://www.rummuseum.ru/lib_p/push08.php].

Знаменская церковь

Наследники Кожиных, брат казненного хозяина и его малолетняя дочь, избежавшие лютой смерти, мстить своим крестьянам, принимавшим участие в расправе, не стали, но в конце XVIII века в память погибших в укор злодеям соорудили над могилой каменную Знаменскую церковь. Строил храм в 1792 году Василий Иванович Кожин.

Обитель

Со времен пугачевщины прошло девяносто лет, и внучка В.И.Кожина, помещица Юлия Федоровна Кожина вспомнила о семейной трагедии еще раз. В 1864 году она приняла решение увековечить память предков богоугодным делом. Она подала прошение на имя епископа Пензенского Антония, в котором, напомнив обстоятельства гибели своего рода, предложила «в память несчастного происшествия и для вечного поминовения родных… устроить при этой церкви (Знаменской) женскую общину именем Вознесенской». Помещица имела желание превратить предполагаемый монастырь в усыпальницу рода Кожиных. Разумеется, благотворительница брала на себя обязательство обеспечить общину материально: она предложила использовать уже построенный большой дом при храме и расположенную рядом усадьбу, годную под огород, 22 десятины конопляника, 42 десятины леса и 34 десятины пахотной земли. Всего этого хватило бы на прокорм вполне сформировавшегося монастыря со штатом в 30 человек. Отдавала Кожина и целый комплекс надворных построек, но они вскоре сгорели дотла.

_____________

Десятина - русская единица земельной площади до введения метрической системы мер, равная 2400 саженей², или 1,092 гектара.

Юлия Федоровна вполне отдавала себе отчет в том, что монастыри враз не появляются, что навыки и методы иночества нарабатываются годами, поэтому она предполагала, что вначале устав будет лишь приближенным к монастырскому, и лишь тогда, когда община встанет на ноги, можно будет внести качественные изменения в правила и распорядок жизни.

Разумный вариант и разумное решение. Основное направление для монастыря избиралось социально- просветительское: сестры, как думалось основательнице, займутся общественным призрением и народным образованием. Нужно отдать должное Ю.Ф.Кожиной, позднее она последовательно проводила свою идею в жизнь. Но на первых порах помещицу преследовали неудачи: Министерство внутренних дел, рассматривавшее документы на предмет проверки дееспособности и материального состояния дарительницы, неожиданно порекомендовало Синоду направить средства Кожиной на поддержку только что открывшегося неподалеку Пайгармского монастыря. Почему-то министр решил, что село Знаменское чересчур многолюдно для общины и что находится оно на шумном перекрестке дорог. А Пайгарма – место тихое, уединенное, самой природой созданное для монашеского служения Богу. Хотя на самом деле Ключищи отличались не меньшей оторванностью от мира, чем Пайгармская обитель. А многолюдство села, в котором насчитывалось 140 дворов и почти тысяча жителей, и было той желанной нивой, на которой Кожина собиралась взращивать человеколюбие сестер-общинниц.

Сбить с намеченного курса помещицу оказалось делом непростым: она поехала в Петербург, добилась покровительства самой императрицы. Одновременно в доме, отведенном сестрам, она устроила церковь во имя Воздвижения Честнаго и Животворящего Креста Господня (освящение произошло 8 октября 1866 года) и сразу подала в Пензенское духовное управление прошение на постройку еще одной церкви, уже «настоящей», а не домовой. В прошении на имя императрицы Кожина обязалась открыть при общине больницу и школу, а что касается клира, то он тоже должен был содержаться за ее счет. Священника к тому времени уже нашли. Им стал представитель разветвленного в Пензенской губернии рода Охотиных – Иосиф Дмитриевич, служивший ранее в нескольких приходах Нижне-Ломовского и Инсарского уездов.

В августе 1870 года именным соизволением Александра Второго открытие общины было утверждено. Помогло заступничество императрицы, пожелавшей, чтобы в далекой провинции появились сестры милосердия наподобие, тех, что существовали в Петербурге. Настоящие трудности начались только тогда, когда двери, как говорится, открылись настежь.

Император Александр II Императрица Мария Александровна

Как выяснилось, экономическими вопросами в общине заниматься было некому, а сама помещица переехала на место жительства в Москву. Земли, отданные монастырю, лежали «впусте», доводить начатые постройки никто не желал. Монахини, переводимые в Знаменское из других монастырей для руководства общиной, испытаний не выдерживали и одна за другой возвращались в прежние обители. Они объясняли невозможность работы в Ключищах самыми разными причинами: слишком много вокруг татар-мусульман, мешающих распространению монашеского влияния на окрестное население, а также слишком много накопилось бытовых неурядиц в самом общественном хозяйстве. Крыши протекали, домовая церковь, сооруженная в спешке, дала осадку и накренилась. Денег не хватало, сестер, знакомых с азами педагогики и медицины, не имелось вообще. Словом, начинать надо было с нуля.

В таких случаях следовало найти такого человека, который бы взял на себя всю тяжесть организационной работы. Но даже среди монахинь Пайгармского монастыря, тянувших непомерный груз обустройства крупной обители, подходящей кандидатуры не находилось. Между тем, Ю.Ф.Кожина умерла в Москве, и тенесколько сестер, что остались в Ключищах, совсем опустили руки. Пензенское духовное управление вознамерилось было передать Знаменскую общину под крыло петербургских сестер милосердия, но Синод решительно воспротивился и пресек такую задумку, еще раз подтвердив в 1884 году официальный статус общины. Все шло к тому, чтобы затянувшееся становление монастыря завершилось его тихой кончиной. Вот тогда и появился человек, поднявший обитель с колен. Дело поручили рясофорной пайгармской инокине Анне Семеновне Осиповой, имевшей богатый опыт хозяйственной деятельности. Ей принадлежала честь устроения настоящего сестринского общежития, руководствовавшегося монастырским уставом.

Осиповой досталось рухнувшее хозяйство. Даже стекол в окнах не было. Уже в первые годы настоятельства ей удалось собрать сестер, обработать землю, найти деньги на ремонт зданий. Привлекла Осипова и новых благотворителей, начав с себя: она передала общине свои личные земельные наделы, всего сто с лишним десятин плодородной пашни, а также сад и некоторые постройки. К 1897 году земельные владения общины достигли уже 267 десятин, каждая пядь которых плодоносила и приносила доход. Тогда же рядом с деревянной Смоленской церковью, срубленной в 1890 году, настоятельница заложила каменную, построила новые корпуса келий, отдельное здание для больницы и школы, дом для причта, хозяйственные службы, в том числе кузницу, каменные кладовые, молотильный сарай с машиной на конном приводе и т.д. Развернуться так, как игуменья Параскева в Пайгармском монастыре, Анна Осипова, в монашестве тоже Параскева, не смогла, но она сделала больше, чем от нее ожидали. Она наладила не только экономическую сторону дела, но и духовную, перевела жизнь сестер на строгий устав Пайгармского монастыря. Она сумела дать нескольким монахиням первоначальное медицинское образование, открыла в 1895 году приют. Она начала с того, что приняла под покровительство общины шесть женщин-инвалидов. Потом по мере обучения монахинь профессии сестер милосердия расширяла приют год от года. Рос и штат обители. В 1895 году в монастыре подвизались 48 инокинь, к 1907 году их было уже 65 человек, треть которых обучалась на фельдшерских курсах. Завязались тесные связи с земскими врачами, встал вопрос об организации амбулаторного обслуживания населения.

Работа в школе тоже наладилась, причем во всей Пензенской епархии из 19 монастырей принципиально наращивали педагогический потенциал, направленный на просвещение населения, только три обители – Пайгармская, Флегонтова и Знаменская. Игуменья Параскева сумела подключить к содержанию школы в Ключищах уездные власти, снизив таким образом прямые расходы монастыря на бытовую школьную текучку и направив освободившиеся средства на методическое обеспечение учебного процесса: приобретение книг, прописей, тетрадей и т.п. В начале века власти взяли на свой кошт наем учительницы, и тогда естественным путем школа стала переходить с церковно-приходской методики на светскую. Количество учеников в монастырских классах колебалось от 20 до 40 человек. Это немного, но в большинстве деревень и того не наблюдалось. О перспективах приходского школярства мужики порой слышать не желали, потому что для содержания школ требовалось раскошеливаться, что прижимистые селяне делать не любили.

По большому счету при всех скромных возможностях знаменские инокини занимались тем, чем должно было заниматься государство – привнесением в деревенскую жизнь цивилизованных форм хозяйствования и межличностного общения. Разве этого мало?

Для справки. Урожай монахини выращивали такой, какой крестьянам, природным земледельцам, и не снился. Хлеба собирали до трех тысяч пудов, овощи, фрукты имели свои, корм для скота также не покупался. Каждый год излишки вывозились на рынки. Держали конюшню на 30 лошадей, разводили крупный рогатый скот, овец. Работали не покладая рук, причем продукция животноводства на монашеский стол не шла. В 1900 году Синод утвердил Знаменскую общину в статусе монастыря третьего класса со штатом в 100 человек.

Опять страшные дни. 1917-й

Революция подрубила Знаменский монастырь под корень. Все началось с массового ограбления монастыря крестьянами села Яковщина, - теми самыми, кого лечили сестры и чьих детей учили. Настоятельница доносила епархиальному начальству, что 31 октября 1917 года крестьяне большой толпой пришли в обитель и заявили, что они решили «отнять хлеб и уничтожить все хозяйство». Уговоры монахинь не подействовали. Мужики кинулись на конный двор, а женщины – в кельи выгребать личное имущество монахинь. Сестры ударили в набат. Но тщетно. «Ниоткуда не было помощи от посторонних лиц, мужики и женщины бегали по всему монастырю с великим криком, брали скот, ломали замки и растаскивали все хозяйство, потом приступили к каменной кладовой и стали рубить дверь».

Ночью приехал отряд солдат, человек пятнадцать. Наутро «защитники» равнодушно наблюдали за продолжением погрома. Монастырь разом лишился всего, впереди замаячила перспектива голода.

…Это обыкновенная дикость, помноженная на массовое безумие и коллективную революционную безответственность. Монахиням еще повезло – их не прибили на месте. Когда толпа, обуреваемая жаждой наживы, кем-нибудь еще и направляется, она становится чудовищем. Ограбление Знаменского монастыря не являлось из ряда вон выходящим событием. Таким же образом были выпотрошены практически все монастыри региона. Более того, именно монастыри прежде всего привлекали внимание экспроприаторов, потому что богатства обителей, созданные упорным трудом и разумным подходом к экономике, издавна мозолили глаза любителям чужого добра.

Знаменскому монастырю вскоре пришлось пережить еще один кошмар. Эта темная история до сих пор не прояснена до конца. В основном имеет хождение казенная версия [точнее сказать, официальная точка зрения, выдержанная в традициях советского исторического материализма и ярого антихристианства], согласно которой монахини в Яковщине выступили как организаторы контрреволюционного заговора, в который втянулась кулаческая прослойка села. Как происходило дело, рассказал в своих мемуарах некто Генрих Пфафродт (партийная кличка – Бруно). Его женой была юная большевичка Паша Путилова, участвовавшая вместе с мужем в подавлении крестьянского сопротивления в пензенской губернии.

__________

Генрих-Иоган Пфафродт (1889–1937) — партийный и хозяйственный деятель. Из рабочих. Член РСДРП(б) с 1906 г. Участвовал в профессиональном движении рабочих в Германии. С 1909 г. в Петербурге на заводе «Ст. Леснер»; неоднократно арестовывался за организацию стачек. В 1917 г. член Минусинского партийного комитета, член ЦК Союза металлистов в Петрограде, с октября — член ВЦИК. В 1918 г. участвовал в подавлении чехословацкого мятежа. В 1919 г. комиссар дивизии и председатель ревтрибунала Южного фронта, начальник разведотдела штаба фронта. С 1921 г. председатель комиссии по чистке Крымской парторганизации. В последующем на хозяйственной работе. С 1931 г. пенсионер. Репрессирован в 1935 г. [Из личного архива А.Н.Яковлева, http://www.alexanderyakovlev.org/personal-archive]

«4 сентября 1918 года были получены тревожные сведения о том, что в верстах 20-30 от Рузаевки в Яковщицком женском монастыре свито контрреволюционное гнездо», вспоминал «огненные годы» товарищ Бруно. «Оттуда по деревням и селам велась черносотенная пропаганда. Совместно с четырьмя красноармейцами и сотрудником ЧК Шкуропатовым Паша взялась проверить живущих в монастыре и в случае надобности произвести аресты. Вся контрреволюционная нечисть под утро собралась на дворе монастыря. На рассвете они незаметно окружили четырех красноармейцев тесным кольцом и начали их зверски избивать. Увидев это подлое нападение, Паша бросилась к толпе. Она считала, что еще можно остановить кровопролитие, что еще можно словами воздействовать на белобандитов, образумить их. В этом сказалась молодость Паши, ее неопытность в военных делах. Пока она говорила на нее напали сзади, ударом по голове сбили с ног, а затем зверски растерзали ее тело. Шкуропатову и четырем красноармейцам удалось вырваться из кольца и спастись от смерти. Это случилось утром 5 сентября 1918 года».

Юной чекистке было всего 18 лет, когда трагически оборвалась ее жизнь.

Могли ли монахини выполнять роль организаторов мятежа? Для этого по меньшей мере необходимо было единение монастыря с сельской общиной, чего не наблюдалось по совершенно очевидной причине: какое могло быть единение инокинь с теми, кто недавно ограбил их и обобрал до нитки? Разумеется, симпатизировать новой власти монахини не могли, а если они по селам и ходили, то за подаянием. Чем-то надо было жить! Активными контрреволюционерами-черносотенцами монахини, разумеется, не являлись… Правда, в монастыре жила некая помещица Слепцова, пожертвовавшая обители весь свой капитал. Такие вкладчики и раньше редкостью не являлись: одинокие состоятельные женщины находили себе компаньонок в лице черниц и переходили на положение привилегированных послушниц, почетных «гостей до гробовой доски». Обычно к таким вкладчицам, переселявшимся в монастырь, прикреплялась келейница, выполнявшая роль прислуги. У Слепцовой в келейницах жила рясофорная инокиня Ф.Объезчикова.

Второе. Могло ли иметь место не кулацкое, а общекрестьянское брожение в тех местах? Вполне допустимо… По кликушеской методе ревпропаганды все выступления крестьян, спровоцированные жестокостями, считались кулацкими мятежами против народного счастья. Сегодня мы уже знаем, как выпезались землепашцы на Тамбовщине, казаки на Дону, интеллигенция от Тихого океана до Балтийского моря.

Третье. О несуразностях описания мятежа, подробности которого стали известны товарищу Бруно от пятерых «воинов», сбежавших из монастыря и бросивших там юную женщину…

Из всей истории подавления мятежа упоминается только то, что активные участники бунта братья Поршиковы и Исайкин сбежали, зато каратели поставили к стенке Слепцову, ее келейницу Объезчикову и троих крестьян…

...300 взяты в заложники, монастырь ликвидирован. На село наложена контрибуция в размере 50 тыс. руб. [Энциклопедия Мордовия, Л.А. Коханец].

Для монастыря карательный рейд чекистов имел роковые последствия, он стал последней точкой в истории обители. Монахини разбежались, и Знаменская община прекратила свое существование. Сегодня от нее ничего не осталось, кроме приходской каменной церкви, построенной над прахом жертв Пугачевщины.

Знаменская церковь

По документам в монастыре числилась деревянная домовая церковь во имя Смоленской иконы Божией Матери, переделанная в 1890 году из старого храма еще времен Кожиной. Храм примыкал к деревянному больничному корпусу. Кроме того, добротными считались еще два одноэтажных келейных корпуса и два деревянных же флигеля, в одном из которых размещалась школа. Существовали многочисленные хозпостройки.

…Каменный храм закладывался не в самом монастыре, а за его границами… и задумывался он как придельный к каменной церкви Знамения Божией Матери 1792 года. Этот пристрой дошел до нас с небольшими потерями. Исчезла лишь небольшая главка.

Основной храм строился по методу классицизма: куб завершенный строгим фронтоном с «греческим поясом», четко делился по фасадам широкими пилястрами. Окна и дверь – прямоугольные, что роднило церковь с гражданскими зданиями. На четверик зодчие поставили мощный восьмерик, перекрытый куполом по граням, а венчал здание барабанчик, перетянутый у яблока тугим пояском. Эклектичное здание получилось. Как будто первый све проектировал адепт классицизма, а второй свет – поклонник барокко. Роднило оба яруса то, что окна на восьмерике конструктивно повторяли окна первого света. Что касается придельной церкви и колокольни, то они проектировались и строились уже по псевдовизантийской моде конца XIX – начала XX века. Отказавшись от типовых разработок, зодчие создали оригинальное здание, соотносившееся с «тоновским» стилем храмовой архитектуры. У создателей пристроя хватило такта выровнять новое здание со старым по высоте, примиряющее смотрелись и треугольные фронтоны на южном и северном фасадах. А все остальное имело к зданию 1792 года только косвенное отношение: высокие и узкие полукруглые окна, приземленность фасадов, как бы растекшихся по земле, рустованные пилястры… Зато колокольня хороша: с двумя звонными ярусами, благородно детализированная, с перепадами объемов, с графически выявленной тягой к восмигранности, она плавно росла к небу… Может причиной тому было нарочито резкое завершение пологим и плавным куполом последнего яруса, скромность которого подчеркивал фронтончик звонного ряда. В качестве компенсации за прерванный рост зодчие увенчали колокольню шпилем…

А все вместе – храм, придельная зимняя церковь и колокольня смотрелась как ансамбль из нескольких зданий, а не единое целое. Живописный получился комплекс… Завершение строительства храма датировалось 1910-ми годами. Храм был возведен последним в нашем крае в дореволюционные годы.

«У народа нужно изъять все лишнее»
За что и как убивали первую женщину-чекиста Мордовии

Денис Тюркин

«Столица С», Мордовия, 22 сентября 2015

Денис Тюркин изучил в архиве республиканского УФСБ недавно рассекреченное «Дело номер 173 крестьян села Яковлевщины», которые обвинялись в зверском убийстве Путиловой.
Первую в Мордовии женщину-чекиста можно поставить в один ряд с легендарными советскими героинями — крановщицей Таней Бибиной, летчицами Полиной Осипенко и Мариной Расковой. Эти имена ныне забыты. Справедливо ли?

1918-й. В стране продолжается кровавая бойня. В Поволжье новой власти упорно противодействуют белочехи – бойцы восставшего Чехословацкого корпуса. Ими захвачены Сызрань и пензенский Кузнецк. Мордовский край в кольце контрреволюции! В регион стягиваются опытные большевики. Среди них – 18-летняя уроженка сибирского города Минусинска Прасковья Путилова. Еще учась в гимназии, он была членом подпольного революционного кружка. Уже подержала в руках настоящий наган. Сама попросилась в прифронтовые районы для борьбы с белочехами…

Изымать все лишнее – с таким девизом в села приходили революционеры. «Унести ноги» от верных ленинцев – борцов за светлое будущее трудового народа – тогда было практически невозможно
22 августа 1918 года Путилова вступила в только что созданную Рузаевскую уездную чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией, саботажем и преступлениями по должности. Сидеть без дела не пришлось. В начале сентября были получены сведения о том, что в расположенном под Рузаевкой женском монастыре «антисоветские элементы свили гнездо и ведут по деревням уезда черносотенную пропаганду, готовят против Советов кулацкое восстание». Обитель располагалась рядом с селом Яковлевщина (Ключищи, современное название — Яковщина). В свое время оно уже в прямом смысле попадало в историю. Во время Пугачевского бунта там жестоко расправились с семьей помещика Кожина. Бунтовщики, поддержанные местными крестьянами, не пощадили даже женщин и детей. Убитых поименно в своем знаменитом произведении «История Пугачева» перечислил Александр Пушкин. Выжили лишь двое родственников Кожина – его брат Василий Иванович вместе со своей дочерью. После подавления бунта этот помещик не стал мстить крестьянам. «В память погибших и в укор злодеям» он построил в Яковлевщине Знаменскую церковь. Дочь Кожина в 1860-х годах помогла создать Знаменский женский монастырь.
Именно среди монашек, по мнению большевиков, в 1918 году укрывались подозрительные элементы.

Из некролога: «Местность… характерна именно тем, что в ней кишмя кишели англо-французские шпионы и кулачество представляло из себя элемент, живейше поддерживающий эту чехословацкую авантюру…»

С теми, кого советская власть назначала кулаками, разговор был коротким
Рузаевская ЧК выдает предписание об аресте подозрительных лиц в монастыре и проведении обыска. Путилова вместе с еще одним чекистом Шкурихиным и четырьмя вооруженными красноармейцами прибыла туда 4 сентября. Вскоре в обители обнаружили помещицу из Рязанской губернии Екатерину Слепцову. Ее супруг до революции владел небольшими деревеньками в Касимовском уезде. В архивных документах УФСБ нет сведений по поводу того, в каком качестве Слепцова находилась в монастыре. Известно лишь, что она жила отдельно от монашек и имела прислугу – местную послушницу Феклу Объезчикову. Во время обыска у помещицы нашли дамский револьвер системы «бульдог» и фотографию царя Николая II с семьей. Перепуганные прибытием вооруженного отряда, крестьяне пришли в монастырь. Они попросили представителей власти объяснить цель визита. Гости показали мандат, чем успокоили сельчан. Но на следующий день — 5 сентября – явились уже другие крестьяне. Согласно показаниям Шкурихина, в руках у них были колья и вилы. Разъяренные люди окружили его и Путилову, стали избивать, отобрали у красноармейцев несколько винтовок. Отряд рассыпался — некоторые бойцы бежали в соседнее село Болдово. На выручку к чекистам поспешили 50 человек с двумя пулеметами и на двух автомобилях. В деле зафиксированы слова председателя Рузаевской ЧК Михаила Альфина: «Подъехав к селу, я узнал, что уже поздно: Путилову растерзали».

Из некролога: «Сознание таких горьких, тяжелых утрат было бы прямо непосильно, если бы мы не знали, что с нами идет великая истина социализма, великое раскрепощение всех угнетенных и обездоленных. Только это сознание утешает нас в горькой утрате. И мы поднимаем еще выше святое знамя борьбы, орошенное новой чистой кровью революционерки, отдавшей свою жизнь во имя светлого будущего трудящихся масс всего мира…»

Взбунтовавшихся жителей Яковлевщины быстро успокоили, арестовав несколько человек. На сельских кулаков наложили «контрибуцию» в 50 тысяч рублей. Выплатить ее полагалось до 28 сентября — до этого срока запрещалось отпускать задержанных. Началось следствие. Первой допросили 53-летнюю Екатерину Слепцову. Женщина рассказала, что утром 5 сентября к ней пришли члены чрезвычайной комиссии и стали отбирать мебель. Она просила оставить хотя бы постель, так как была больна. Чекисты ответили отказом и начали складывать вещи на повозку. Затем Слепцова услышала шум на улице и увидела собравшихся крестьян… «Путилова успела крикнуть: «Товарищи!» — и наставила на толпу револьвер…» — такие слова зафиксированы в показаниях помещицы. Дальнейших событий Слепцова якобы не видела. Затем допросили 35-летнюю послушницу Феклу Объезчикову. Она рассказала, как упрашивала солдат не забирать вещи барыни, которая «болела воспалением легких». Ее не послушали. Тогда Фекла отправилась за пределы монастыря к некоему местному жителю, чтобы тот мог подтвердить болезнь Слепцовой. По дороге встретила крестьян. Они стали снимать с повозки сложенные чекистами вещи. Завязалась потасовка, в ходе которой и была убита Путилова. Молодую девушку били — кто кулаками, кто кнутом, кто кирпичами… Сельский староста привел свои причины бунта крестьян. По его словам, красноармейцев и чекистов приняли… за неизвестный вооруженный отряд, который вторгся в село, остановился в женском монастыре и ночью открыл «громадную стрельбу, вследствие чего народ взволновался и не спал всю ночь». Неизвестные начали делать обыск в кельях монашек.

Цитируем архивные документы: «На вопрос, почему вы отнимаете у людей вещи, Путилова ответила: «У народа нужно изъять все лишнее». Народ стал спорить, а она открыла стрельбу, вследствие чего народ причинил самосуд». Версию старосты подтвердили многие сельчане. Но в деле присутствует и другой документ, в котором сход жителей Яковлевщины открещивается от прежних показаний, называя их ложными и «подписанными лишь кучкой крестьян». Также они сообщают о священнике Максиме Панине. Он, мол, к убийству не причастен, так как в это время «соборовал больную Марфу Левину». «О политике с нами никогда не разговаривал», — предупредительно отмечают крестьяне.

Допросы

Приговор

Следователи установили подозреваемых в убийстве, которые сразу перешли в разряд обвиняемых. Это жители Яковлевщины Александр Кадыков, Иван Костин, Иван Аношин, Андрей Пасынков и Навлют Довлятшев. Все они показали, что подошли к толпе, когда та уже бунтовала, и в убийстве участия не принимали. «Кто бил — не знаем», — заявляют крестьяне.

Из некролога: «Не бывает дня, когда бы работники Чрезвычайных комиссий, неся на своих плечах непосильно тяжелую работу, не находились под угрозой какого-либо предательского выстрела из-за угла. Таким предательским ударом 5 сентября 1918 года была сражена эта молодая революционерка… В этом подлом убийстве, кроме штатских белогвардейцев, принимали деятельное участие и черные вороны ближайшего женского монастыря. После нанесения первого удара каким-то тупым орудием товарищ Путилова была зверски растерзана всей этой сволочью».

В деле находится опись имущества некоторых крестьян, которое после бунта переходило Васильевскому обществу села Яковлевщины. Речь идет об одном из обвиняемых — Иване Аношине. Выясняется, что у него есть 60-летняя жена Ирина и два сына – 18-летний Петр и 15-летний Михей. Старший тоже женат – на 18-летней Татьяне. «Постройка, две избы – каменная и деревянная, между ними – сени, — говорится в документе. — Одна конюшня и двор, два амбара. Лошадь, жеребенок, корова, теленок, 13 овец. Хлеба 2 тысячи снопов. Ржи и овса одна тысяча снопов». У обвиняемого Андрея Пасынкова есть и просо, и конопля, и овес, и поля с озимыми. Остальные крестьяне тоже не бедствовали. Некоторые имели сады с пчелиными ульями…

Рассмотрев дело, председатель Рузаевской ЧК Михаил Альфин постановил «разстрелять» (так указано в документе — «С») пятерых непосредственных убийц.

Аналогичная участь постигла Слепцову и послушницу Феклу Объезчикову, как «виновных в косвенном возбуждении убийства». После того, как приговор привели в исполнение, были выпущены на свободу взятые в заложники шестеро крестьян и «первый кулак в селе Александр Лагунов» с обязательством внести штраф 5 тысяч рублей. Путилову похоронили 8 сентября на рузаевском кладбище. Был салют. В 1969 году на месте ее гибели установили мемориальную доску.

Из некролога: «На это злодейское убийство мы можем только ответить двумя вещами: еще более сильным ударом против контрреволюционной буржуазии и созданием совершеннейших органов в лице Чрезвычайных комиссий, которые бы с неумолимой методичностью и беспощадностью проводили диктатуру пролетариата и крестьянской бедноты. Знайте же, продажные слуги капитала, на ее убийство мы ответим только этим!»

Заканчивается дело листом со следующей «добивкой»: «02.12.1997. И.о. помощника прокурора республики Инчин В.М. (ныне – начальник Управления по обеспечению участия прокуроров в рассмотрении уголовных дел судами Прокуратуры РМ – «С»), рассмотрев архивное уголовное дело №6297-п, установил, что все семь человек, проходивших по делу и осужденных к расстрелу, реабилитации не подлежат, так как осуждены за убийство. Дело пересмотру не подлежит».

P.S. Редакция «Столицы С» благодарит УФСБ РФ по РМ за помощь в подготовке публикации.

Еженедельник ВЧК
ПРАСКОВЬЯ ИВАНОВНА ПУТИЛОВА

Некролог
Еще одна жертва белого террора.
За десять месяцев существования Всероссийской Чрезвычайной комиссии от предательской пули врагов революции пала уже не одна жертва: убит товарищ Цигелка, Кроуклит, убит целый ряд комиссаров и красноармейцев войск Корпуса Всероссийской Чрезвычайной комиссии. Не бывает дня, когда бы работники Чрезвычайных комиссий, неся на своих плечах непосильно тяжелую работу, не находились под угрозой какого-либо предательского выстрела из-за угла. Таким предательским ударом 5 сентября 1918 года была сражена эта молодая революционерка. Как и везде, и здесь в этом подлом убийстве, кроме штатских белогвардейцев, принимали деятельное участие и черные вороны ближайшего женского монастыря. После нанесения первого удара каким-то тупым орудием товарищ Путилова была зверски растерзана всей этой сволочью.
Тяжело писать о погибших товарищах, но еще тяжелее, когда этих товарищей знаешь по совместной работе. И вот, товарищ Путилова - одна из таковых, которую пишущий эти строки знал хорошо по совместной работе в Комиссии.
Для всех, кто работает в Всероссийской Чрезвычайной комиссии с первых дней ее организации, потеря товарища Путиловой не безразлична.
В первые дни пролетарской революции, когда на долю Чрезвычайной комиссии выпала самая тяжелая роль борьбы с контрреволюцией, она явилась одной из первых сотрудниц для этой работы, выполняя и роль секретаря, и делопроизводителя, и следователя по спекулятивным делам, а иногда и ездила на обыски.
Будучи такой молодой (18 лет), ей была совершенно чужда та напускная революционность, каковой еще не покидают большинство женщин, работающих для пролетарской революции. Это была твердая революционерка, коммунистка, беззаветно преданная делу пролетарской революции.
Имея недюжинные организационные способности, она со дня основания Всероссийской Чрезвычайной комиссии работала в «Отделе по борьбе со спекуляцией»; принимала живейшее участие в работах Всероссийских Конференций Чрезвычайных комиссий в июне 1918 года; но с организацией «Иногороднего отдела» она перешла в этот отдел и во время чехословацкого восстания рвалась поехать на места, на фронт.
После двух своих поездок на Губернские Конференции Чрезвычайных комиссий в Великие Луки и Витебск, она поехала работать в прифронтовую Чрезвычайную комиссию - в Рузаевку, Пензенской губернии.
Местность, где ее настигла преждевременная смерть, характерна именно тем, что в ней кишмя кишели англо-французские шпионы и кулачество представляло из себя элемент, живейше поддерживающий эту чехословацкую авантюру.
Но как бы ни тяжело было оплакивать потерю преданных партийных товарищей, все же теперь не время поддаваться чувствительности, когда враг ежеминутно ловит момент, взять нас за горло.
На это злодейское убийство мы можем только ответить двумя вещами: еще более сильным ударом против контрреволюционной буржуазии и созданием совершенных органов в лице Чрезвычайных комиссий, которые бы с неумолимой методичностью и беспощадностью проводили диктатуру пролетариата и крестьянской бедноты.
Знайте же, продажные слуги капитала, на ее убийство мы ответим только этим!
Сознание таких горьких, тяжелых утрат было бы прямо непосильно, если бы мы не знали, что с нами идет великая истина Социализма, великое раскрепощение всех угнетенных и обездоленных.
Только это сознание утешает нас в горькой утрате.
И мы поднимаем еще выше святое знамя борьбы, орошенное новой чистой кровью, отдавшей свою жизнь во имя светлого будущего трудящихся масс всего мира...
И мы говорим: нет, мы не знаем больше любви...
Тебе же, славный и преданный делу пролетарский революции товарищ, скажем:
- Мир праху твоему!
15 сентября 1918 года
В. Фомин
***
В 1967 году в советском журнале «Вокруг света» был опубликован рассказ Алексея Леонтьева «Бабье лето восемнадцатого года», посвященный «одной из первых чекисток Прасковье Ивановне Путиловой». Это произведение было написано к 50-летию ВЧК. Главную героиню зовут Саша. Она носит браунинг и выслеживает иностранных агентов, которые прячутся в безымянном монастыре. Девушка устраивает пальбу в комнате настоятельницы. На Сашу набрасываются «озверевшие монахини». В итоге чекисты отбивают ее мертвое тело, которое лежит «в тесном закутке на крутом повороте узкой каменной лестницы».

Назад к списку